Архангельское
Дождавшись вечера, приглашенные спускались в сад, где уже на закате загорались сотни фонариков. Шли обычно группой, опасаясь «чего-то», и оно действительно возникало в виде избушки на курьих ножках, которая, поманив публику в глубь парка, останавливалась подле оркестра рожечников и… пропадала неизвестно куда. Вместо нее, опять-таки словно из под земли, возникала ветряная мельница. Неуклюже переваливаясь, она вела ошеломленную публику до хора в кустах. Подойдя к беседке на пруду, исчезала и мельница, уступая место пустыннику, роль которого, как выяснялось позже, играл сам Архаров. Он приближался к хозяйке, читал стихи, объясняя, что поднялся из пещеры только ради праздника и готов вместе с гостями покататься на лодках.
Гостей на усадебные увеселения собиралось не меньше 500. Приезжали чаще всего накануне, сытно обедали, опустошая кладовые хозяина и его фруктовые сады. Потом старики рассаживались за карточными столами, а молодые люди убегали в парк, чтобы поиграть на газонах в фанты, волан, веревочку, горелки. После ужина, уже поздним вечером, начинался бал – с хоров гремела музыка, в большой зале кружились пары, взлетали в воздух, освещая всю округу, огни фейерверка.
В Архангельском иногда можно было наблюдать примерно такую картину: собравшиеся во дворе крестьяне танцевали и пели, громко выражая счастье служить у такого доброго барина, как Николай Борисович Юсупов. Тот в подтверждение столь приятной мысли кидал с балкона медные деньги. Для прислуги столы ставили прямо во дворе, разумеется, не в парадном, а в хозяйственном, какой существовал в каждой усадьбе. В разгар гулянья, как правило, случалась драка, кто-то ругался, кто-то рыдал, кого-то уносили без чувств, к утру веселье часто превращалось в вакханалию, что для подобных мероприятий считалось нормой.
Особое значение в усадебных увеселениях имел театр. Само явление, имея недолгую, но драматичную историю, в глазах современников получило двойственную оценку, в отличие от составлявших его людей – крепостных актеров, музыкантов, художников.